Она упиралась, но он сжал ее плечи крепче, и она все же повернулась. Но, даже оказавшись лицом к лицу с ним, она не поднимала глаз от пола.
— Посмотрите на меня, Хейли.
Он бережно поднял ее лицо за подбородок, заглядывая в глаза. На них опять навернулись слезы. Одинокая слезинка покатилась по щеке, оставляя после себя серебристый след, и у него перехватило дыхание.
— Сегодня вечером я вел себя скверно. Пожалуйста, простите меня. Клянусь, я не хотел сделать вам больно.
Она глубоко вздохнула и сглотнула комок в горле.
— Я не понимаю, — прошептала она дрожащим голосом. — Зачем вы пошли с ней? — Прерывистое рыдание вырвалось у нее. — Я была одета как положено. Я сделала прическу, вела себя по этикету. И все равно оказалась нехороша! Чем же?
Он вздохнул и привлек ее к себе, спрятав лицо в мягких пахнущих розой волосах,
— Хейли… Хейли, — прошептал он, почти касаясь губа ми ее уха. — Боже, с вами все в порядке? Вы самая необыкновенная женщина из всех, кого я знал. Вы милы, и добры и щедры… — Он отстранился и нежно обхватил ладонями е лицо, вытирая слезы чуть подрагивающими пальцами. — Вы ангел. Клянусь перед Богом, вы ангел.
— Тогда почему…
— Я думал о вас, о вашем счастье. Я не хотел разрушать возможность ваших отношений с Попплепуссом.
— Попплмором.
— Вот именно. — Он впился в нее взглядом и заставил себя выговорить то, что не могло не ранить ее. — Мы с вами оба знаем, что скоро я должен буду уехать отсюда. Скоро. — Боже мой! Если бы она только знала, как скоро!
— Я знаю, — прошептала она.
— Я не хотел портить ваших отношений с другим. Можете мне поверить, мое поведение стоило мне смертельных усилий. Мне хотелось быть с вами, Хейли. Клянусь. Лорелея Смит недостойна мыть ваши ноги. — Он покачал головой. — Впервые за всю свою жизнь я поступил благородно — и вот только все испортил.
— Вы с ней… целовались?
— Да нет же! Мне совершенно не хотелось с ней целоваться. — На душе у него полегчало, потому что во взгляде ее уже не было такой муки.
— Верно ли я вас поняла? Вам хотелось быть со мной, но вы пожелали вести себя благородно, отойдя в сторону и позволив Джереми ухаживать за мной, поскольку вы вскоре должны уехать из Холстеда, а вы не хотели мешать моим перспективам на счастье с другим? — Она посмотрела на него, вопросительно подняв брови. — Это так?
— Если все сложить, то да.
Она сокрушенно покачала головой.
— Господи, до чего хитроумный план. И как вам удалось состряпать такую смешную схему?
— Тогда мне это казалось весьма основательной идеей, — пробормотал Стивен. — И, честно говоря, план этот мог прекрасно сработать, если бы не одна вещь.
— Какая вещь?
Он взял ее ладони, поднес их к губам, ощутив на ее пальцах солоноватый вкус слез.
— Всякий раз, когда Попплепарт прикасался к вам, всякий раз, когда он смотрел на вас, говорил с вами, мне хотелось немедленно задушить негодяя.
— Попплмора.
— Вот именно. Потребовалась вся моя воля, чтобы не схватить его за тощую шею и не сунуть в чашу с пуншем.
Глаза ее расширились.
— Правда?
Стивен кивнул с торжествующим видом:
— Правда.
Зная, что играет с огнем, но будучи не в состоянии совладать с собой, он поцеловал ее пальцы, прикоснувшись языком к пахнущей розой коже. «Прекрати! Скажи ей, что ты уезжаешь. Скажи сейчас же и уйди из ее спальни. Пока еще не поздно. Пока еще ты не сделал того, о чем вы оба будете сожалеть».
— Но тогда вы… вы не хотите остаться?
Он медленно поднял на нее взгляд. Щеки ее пылали, а глаза, все еще мокрые от слез, казались огромными аквамариновыми озерами, в которых отражалось рвущее душу сочетание неуверенности и надежды.
— Что?..
— Если ваши чувства в действительности таковы, тогда не уезжайте из Холстеда. Вы могли бы найти место домашнего учителя в городе либо еще где-нибудь поблизости. Если не получится, я возьму вас в учителя для мальчиков и Келли. — На губах ее задрожала неуверенная улыбка. — Дети очень привязались к вам, и для тети Оливии вы буквально свет в окошке. Вам удалось очаровать даже Пьера, а это очень непросто, уверяю вас. Мы все хотим, чтобы вы остались. — Голос ее превратился в шепот. — Я хочу, чтобы вы остались.
Стивен смотрел на нее, потеряв дар речи. Как же он не предусмотрел, что она может попросить его остаться? Она-то ведь полагает, что он может делать свое дело где угодно так почему бы ему не найти место в Холстеде? Господи, нужно немедленно сказать ей, что он не может поступить так, как она просит.
— Хейли, я…
— Я люблю вас, Стивен.
Это естественное признание прервало все мысли Стивена и даже способность дышать. Господи! Он посмотрел на нее и увидел, что взгляд ее выражает те же чувства.
Она его любит!
Этот удивительный, бескорыстный, прекрасный ангел любит его! Он чувствовал себя полным негодяем. Что же ему теперь делать?
— Хейли, я должен сказать вам…
Она положила палец на его губы, не дав ему договорить.
— Я не говорила вам этого, и не чувствуйте себя обязанным сказать в ответ то же самое. Я призналась только потому, что больше не могла хранить это в себе. И я хочу, чтобы вы знали, знали совершенно точно и определенно: я хочу, чтобы вы остались. И если вы решитесь, то всегда будете дорогим и уважаемым членом нашей семьи.
В горле у Стивена застрял комок, огромный и шершавый, вроде кома засохшего хлебного мякиша. Стивен закрыл глаза, решив сосредоточиться и взять под контроль внутреннюю борьбу между благородными намерениями и желанием, которое все больше накатывало на него. Если он немедленно не уйдет от Хейли, ясно, какая из двух противоборствующих сил победит. Но он был не в состоянии мыслить, потому что в ушах его звучали ее слова: «Я люблю вас, Стивен. Я люблю вас, Стивен».
Он не заслуживает ее любви. Господи, да ведь она даже не знает, кто он такой! Она любит Стивена Барретсона, домашнего учителя джентльменов. Она отвернулась бы от него с отвращением, узнав, что все это время он ей лгал, что на самом деле он — беспутный аристократ с целой кучей любовниц, совершенно не приспособленный к семейной жизни. Да еще этот неизвестный убийца, идущий за ним по пятам. При мысли о том, что она посмотрит на него с отвращением, что любовь и доверие исчезнут из ее взгляда, сменившись ужасом и неприязнью, — при одной мысли об этом Стивену стало так больно, словно его режут тупым ножом. Он должен поступить так, как будет лучше для нее. Чего бы это ему ни стоило.
Глубоко втянув в себя воздух, он решительно взял ее за плечи, заглянул ей в глаза, уповая, что она поймет глубину его сожалений.